На главную | Архив | Индекс монографии | Автор

Психология и  психосемантика цвета

Монография-учебное пособие: "Введение в психосемантику цвета"

5.4. Синестетический изоморфизм мира и образа

В мозге человека поистине “все связано со всем”. Материальная основа этого – ассоциативные зоны коры больших полушарий и “коллатерали”, т.е. “побочные” нервные волокна, ответвляющиеся от магистральных трактов в неспецифические участки, зоны и ядра (Величковский, Зинченко, Лурия, 1973). Примером могут быть коллатерали зрительного тракта в таламусе, физически связывающие зрительный аппарат с “эмоциональной корой”. Нейрофизиологи находят все больше подтверждений “голографической теории”, согласно которой “мозг и особенно зрительная система организованы как по голографическому, так и по структурному принципу”, что указывает на проблему изоморфизма в отношении между физическим миром и восприятием (Прибрам, 1975). “Таким образом, ученые приходят к мысли о том, что внешний мир построен по голографическому и структурному принципу, подобно тому, как мы пришли в этой книге к выводу о голографической и структурной организации нервной системы” (Там же. С. 42). Прямой вывод из этих положений: наиболее обобщенные структуры категоризации должны отражать наиболее характерные признаки проявления объективного мира в системе взаимоотношений “человек-мир”. И в мире, и в психическом образе есть нечто, не меняющее своей “субстанции” при переходе “извне” “вовнутрь” и наоборот. И чем более тесно связаны аспекты восприятия с этим “нечто”, тем с большей уверенностью мы имеем право настаивать на их объективности. Это “нечто” и есть означенные системные связи объективного мира. Р.Штейнер говорит об этом так: “Я искал за чувственными явлениями не недуховных атомных миров, а того духовного, которое, по-видимому, открывается внутри человека, но в действительности принадлежит самим чувственным вещам и чувственным процессам. Благодаря положению познающего человека возникает видимость, как будто мысли вещей находятся в человеке, между тем как они в действительности живут в вещах. Человеку необходимо обособить их от вещей в кажущемся переживании; при подлинном же переживании познания он возвращает их обратно вещам” (Штейнер, 1993).

Мозг является материальной основой создания целостного образа мира. Психической основой этого является механизм синестезий.

Обычно, когда слышат о синестезии (буквально: “соощущение”), вспоминают феномен так называемого “цветового слуха”: замечаемую у многих людей способность цветовой окраски музыки или человеческого голоса при их прослушивании. Это любопытно, но не более, и многие люди даже не догадываются, какую важную роль в их жизни играет этот механизм. По значимости для процесса восприятия, представления, воображения, движения механизм синестезий можно сравнить только с источником движения автомобиля – его двигателем.

Физиологи под синестезией понимают взаимодействие анализаторов, закономерное изменение характеристик одной перцептивной системы под влиянием возбуждения другой (Кравков, 1948). Но описываемые в физиологии эффекты скорее следует отнести к феномену сенсибилизации, т.е. приспособительной преднастройки сенсорного аппарата. Синестезия же – это глубинный механизм сознания, оперирующий на допредметном уровне репрезентации объекта субъекту и осуществляющий закономерную трансформацию содержания и “материала” одной перцептивной модальности (слуха, зрения, осязания и т.п.) в форму любой другой модальности. Многочисленные эксперименты, проведенные как зарубежными, так и отечественными исследователями  (L.Marks, Ch.Osgood, В.А.Петренко, Е.Ю.Артемьева, А.Г.Шмелев и др.) приводят к однозначному выводу о существовании некоего универсального “словаря”, или трансформационного кода “перешифровки” языка одной модальности на язык другой, если пользоваться вполне уместной лингвистической аналогией. Пример подобной перешифровки мы наблюдали в предыдущем параграфе.

В результате множества экспериментов Е.Ю.Артемьева пришла к выводу, что “не исключена возможность существования словарей визуального опыта – конечных систем визуальных образов (и трансформаций над ними), позволяющих классифицировать все внешние объекты”. Но наблюдению эта категориальная система может быть доступна только косвенно, как взаимопроекция различных категориальных систем (Артемьева, 1980). Согласно мнению Е.Ю.Артемьевой, назначение этих эмоционально-перцептивных универсалий – служить “мостиками” проецирования физических свойств (например, геометрических свойств формы) на структуры субъективного опыта, на комплексы свойств, являющихся значимыми в опыте субъекта (например, “добрый-злой”). К примеру, “можно с определенной долей упрощения сказать, что “холодность” и “чистота” – это вытянутый крест, а “доброта” – округлость” (Там же. С. 43-44). По мнению В.Ф.Петренко, наличие синестетических “ходов” позволяет понять, почему одни и те же коннотативные значения могут реализоваться в графических, вербальных, музыкальных, пластических формах: “…это уровень глубинной семантики, отражающий те когнитивные структуры, на языке которых “говорят” метафора, аналогия, поэзия” (Петренко, 1983. С. 98). Ранее примерно эту же мысль высказал Ч.Осгуд, указывая на присутствие эмоционального фона в метафорах “теплый цвет”, “острый запах” и т.д. (Osgood, 1969), а Л.Маркс  (Marks, 1975) собрал и обобщил огромный литературный материал по цвето-слуховым взаимосоответствиям. О присущности эмоционального тона ощущению говорил еще В.Вундт. На наличие коннотации (специфического эмоционального тона), но уже не в ощущениях, а в операциях мышления указывал и У.Джеймс: “... нет союза, предлога или наречия, приставочной формы или перемены интонации, не выражающих того или иного оттенка тех отношений, которые мы в данный момент действительно чувствуем существующими между более крупными элементами нашего мышления... Нам следовало бы говорить о чувстве и, чувстве если, чувстве но и чувстве через...” (См.: Клапаред, 1984. С. 100).

Все это поясняет, почему в жесте, рисунке, движении, звуке или цвете закономерно выражается одно и то же содержание. Синестезия составляет органическую ткань искусства, о чем задолго до первых результатов объективных экспериментов заговорили художники и поэты. В поэтике символизма синестезия выступала в форме “принципа координации” или “соответствия”. Для представителя романтического направления считалось бесспорным, что различные чувства свидетельствовали не просто о вещи, а как бы о ее сущности: “Я хочу видеть аналогию и глубинную связь между цветами, звуками и запахами. Мне кажется тогда, что все они рождены одним и тем же ручьем света и необходимо должны соединиться в чудесном согласии” (Э.Т.А.Гофман. Цит. по: Степанов, 1985). Несколько иначе: “... Есть тонкие властительные связи меж обликом и запахом цветка”. Или: “Есть величины, с изменением которых синий цвет василька (я беру чистое ощущение), ... проходя через неведомые нам, людям, области разрыва, превратится в звук кукования кукушки или в плач ребенка, станет им. При этом, непрерывно изменяясь, он образует некоторое одно протяженное многообразие, все точки которого, кроме близких к первой и последней, будут относиться к области неведомых ощущений, они будут как бы из другого мира” (Хлебников, 1986. С. 578).

Сложность формализации синестетического “словаря перекодирования” состоит, однако, в том, что он недискретен, а коннотативные значения - эмоциоподобны. И, несмотря на это, именно механизм синестезий должен рассматриваться как обеспечивающий на инициальных этапах формирования образа прибрамовский голографический изоморфизм внешнего мира и образа восприятия. Объективность здесь обеспечена экологически: миллионнолетним течением формирующего воздействия мира на органы чувств (и организм в целом) биологического человека.

Не столь давно бытовало убеждение, развитое в концепции “специфических энергий” рецепторов, что человек отрезан от объективной реальности непреодолимой стеной его собственных органов чувств, “вырезающих” из непрерывного континуума частот только маленькие отрезки, доступные слуху и зрению. Последнее наблюдение бесспорно, как и то, что наша субъективная картина мира должна восстанавливаться каждое мгновение из разрозненных фрагментов информации, сообщаемых органами чувств. Но это наблюдение отнюдь не основание для пессимизма. Это – мощный стимул, заставляющий задуматься о грандиозной сложности и точности механизма, обеспечивающего адекватный синтез этой разрозненной информации в целостный образ реальности. Это навряд ли было бы возможно без опоры на биологически фиксированные “образцы” общих системных связей объективного мира. А.Н.Леонтьев полагал, что “всякое актуальное воздействие вписывается в образ мира” (Леонтьев, 1979. С. 11), а не “воспринимается” или “отражается”. Проведенные в данной главе сопоставления  доказывают, что сознание новорожденного (и даже эмбриона) не является “чистой доской”, а содержит архетипические структуры категоризации, предшествующие актуальному усвоению знаний как “черновой набросок” будущего субъективного образа мира. Сказанное означает, что синестезия - это не только универсальный оператор взаимотрансформаций материала модальностей, но и “слепок” наиболее обобщенных системных связей объективного мира в той форме, в которой они раскрываются в отношении к целостному субъекту. В форме коннотативных значений экспериментальная психосемантика предоставляет уникальную возможность исследования  мира  через углубление в устойчивые закономерности синестетических кодов. Но для этого необходимо преодолеть социоцентризм в концепции значения.

Рассуждения эти прекрасно иллюстрирует образ, созданный поэтом и философом Максимилианом Волошиным:

Адам был миром, мир же был Адам.
Он мыслил небом, думал облаками,
Он глиной плотствовал, растеньем рос.
Камнями костенел, зверел страстями,
Он видел солнцем, грезил сны луной,
Гудел планетами, дышал ветрами,
И было все – вверху, как и внизу
Исполнено высоких соответствий.

М.Волошин. Путями Каина. Космос

Синестетические связи репрезентируют мир не в объект-объектных, а в естественных субъект-объектных (субъект-субъектных) отношениях. Они намекают нам, как мир открывается человеку как естественному субъекту: не представителю какой-либо культуры или культуры вообще; не как носителю культурно выработанной системы значений, а как “Адаму”, человеку до-рассудочному, до-практическому и не подозревающему, что предметы могут как-то относиться друг к другу, помимо его собственного представления, “внутри” его поля сознания.[1] Если бы такой мир и такой Адам существовал, он бы воспринимал мир как бы внутри самого себя, “замкнутым” на него, а себя – нераздельным с взаимосвязанными с ним “объектами”. “Адам был Миром, Мир же был – Адам” в онтологическом, гносеологическом и в экзистенциальном смыслах. Но только страстями он не “зверел”, а “цвел”, поскольку эмоции принимали формы цветов. Факты свидетельствуют о том, что человек и по сей день не утерял способность к подобным переживаниям и превращениям. Более того, эта способность составляет базис его образного восприятия мира. Как выяснилось в предыдущих главах, цвета модифицируют психологическое состояние, а эмоции, переживаемые субъектом, “раскрашивают” его картину мира в соответствующие им цвета, изменяя колорит воспринимаемых субъектом объектов.

Проделанный анализ позволяет дать положительный ответ на заданный в начале главы вопрос: является ли трехцветная категоризация наивным заблуждением или отражает определенные объективные закономерности. Она отражает объективные закономерности, но в той области, которой лишь едва коснулись научные исследования. И эта область тесно связана с искусством. Связующее звено между ними – синестезия. Является ли искусство, например живопись, наивным заблуждением? Живопись заимствует “материал”, цвета и формы у самой природы, но использует их для создания собственного естества путем выявления духовных закономерностей, спрятанных за “оболочкой” предметного мира, в освобожденной от случайности форме “высшей природы”, по выражению Гёте.

Так, помимо экспериментов с Цветом, мы снова оказываемся перед фактом, что на инициальной стадии возникновения образа человек осуществляет взаимодействие с миром на эмоциоподобном уровне. В свете только что представленного вниманию читателя, вероятно, приобретет новое значение сопоставление с этим следующих фактов: (1) мир предстает зрению первоначально (допредметно) в форме цветных плоскостей и (2) наиболее регулярно из всех ощущений эмоции связаны с Цветом.

Это значит, что цвета отражают объективные системные качества и отношения мира, являясь одной из проекций этих отношений [2].

Гёте высоко оценивал мысль Зенона, что цвета – первые схематизмы материи. “Форма указывает на закон, и вот в цвете, в его соранении и изменении, раскрывается для нас закон природы, нелегко различимый иными чувствами” (Гёте, 1920. С. 17).

Вопросы для самопроверки:

1. Что такое синестезия?

2. Какую роль синестезия играет в процессе формирования образа мира субъекта?

3. Почему, предположительно, синестезия играет столь важную роль в формировании образа мира?

Литература для самостоятельного изучения:

Артемьева Е.Ю. Основы психологии субъективной семантики. М.: Смысл, 1999. 350 с.

Волошин М. Путями Каина. Трагедия материальной культуры // Избранные стихотворения. М.: Советская россия, 1988. С. 246-315.

Галеев Б.М. Содружество чувств и синтез искусств. М: Издательство ²Знание², 1982. 64 с.

Кравков С.В. Взаимодействие органов чувств. М.-Л.: Изд-во Академии наук СССР, 1948. 128 с.

Петренко В.Ф. Введение в экспериментальную психосемантику. Исследование форм репрезентации в обыденном сознании. М.: МГУ, 1983. 175 с.

Прибрам К. Языки мозга. М.: Прогресс, 1975. 463 с.

Смирнов Б.Л. Санкхья и Йога // Махабхарата. Вып. VII. Ч. 2. Ашхабад, Ылым, 1981. С. 79-251.

Современный Лаокоон. Эстетические проблемы синестезии. М.: МГУ, 1992. 128 с.

Хазрат Иннаят Хан. Мистицизм звука. М.: Сфера, 1998. 329 с.

Хлебников В. Творения. М.: Советский писатель, 1986. С. 578.

Штейнер Р. Мистика. На заре духовной жизни нового времени. Ереван, Ной,1993. 143 с.

Штейнер Р. Очерк теории познания гётевского мировоззрения. М.: Парсефаль, 1993. 142 с.